Казалось бы, что может быть в России страшнее смуты? Этот период в стране сопровождался страшной разрухой, голодом и запустением. Смута стала тяжёлым испытанием как для народа, так и для Русской Православной Церкви. Но спустя менее полувека после Смутного времени русское государство и Церковь поджидало ещё одно потрясение.
С вами Благовестник. Сегодня мы поговорим о событиях, предшествовавших расколу Русской Церкви в XVII веке.
Часть 1. Предпосылки
Середина XVII-го века. К этому времени в русских церковных книгах накопилось немало ошибок и искажений. Впрочем, это неудивительно, учитывая тот факт, что книги изначально переписывались от руки. И не всегда было возможно правильно прочитать предыдущие рукописи. Иногда переписчик и вовсе мог добавить в текст отсебятину. Всё это приводило к искажению некоторых смыслов в текстах.
Стоит отметить, что подобная ситуация касается и церковных обрядов. Обряды Православной Церкви на протяжении многих веков претерпевали немалые изменения, что вполне естественно. В сущности, в этом нет ничего драматического — обряд вторичен по отношению к вероучению Церкви, которое облекается во внешние обрядовые формы богослужения. И если догматы Церкви вечны и неизменны, то обрядовые формы, их отражающие, в разные период истории Церкви и в разных поместных Церквях всегда были разными.
Но иногда происходили изменения в обрядах, которые были недопустимы в Церкви. Так, например, к первой половине XVIIвека на Руси сложился обычай так называемого «многоголосия» при совершении церковных служб. Дело в том, что соблюдение всех требований церковного богослужебного устава — Типикона — делало службы очень долгими и утомительными. Особенно если учесть, что в церковном пении в то время господствовал знаменный распев — очень протяжный. Если монахи в монастырях еще могли выстаивать многочасовые службы, то ожидать этого от прихожан городских, а тем более сельских храмов не приходилось. Понятно, что людям было нужно время для работы, домашних дел и отдыха. Казалось бы, священноначалие могло бы сократить службы на приходах за счёт наименее важных или многократно повторяемых элементов, как это делается сейчас. Но решиться на такое в XVII веке было трудно: тогда господствовало представление о том, что абсолютно ничего из того, что предписано уставом, сокращать нельзя.
И вот тогда приходские священники стали использовать весьма своеобразный путь — «многоголосие», то есть одновременное исполнение разных частей службы. То есть священники читают свои молитвы, дьяконы возглашают ектении, чтецы читают кафизмы Псалтыри или часы, а хор поёт стихиры или иные песнопения. И всё это происходит одновременно. В итоге церковь наполняется разноголосицей и шумом. Соответственно, прихожане не могут ничего разобрать в этой какофонии слов и звуков. Поэтому вместо молитвы люди переходят на личные беседы и обсуждают повседневные дела и заботы. Словом, совершается нечто абсолютно немыслимое: служба по внешней видимости совершается так, как предписано уставом, но при этом теряет всякий смысл, перестаёт быть соборной молитвой.
Словом, к середине XVII века стало очевидно, что в церковной жизни Руси необходимо навести порядок, а значит, нужны реформы.
Часть 2. «Ревнители» и патриарх Иосиф
В это самое время в Москве появляется кружок или общество, которое стремится к проведению преобразований, направленных на упорядочение церковной жизни: устранению ошибок в книгах и обрядах, повышению духовно-нравственного уровня духовенства, монашествующих и мирян. Участники кружка также намерены решительно устранить из жизни русских людей языческие суеверия, которые в то время все ещё сохраняются на Руси, в том числе в виде скоморошьих игр. Это общество, состоявшее в основном из представителей белого духовенства, получило название «кружок боголюбцев», также известное, как «кружок ревнителей благочестия».
Лидерами «ревнителей» становятся протопопы Иван Неронов, настоятель Казанского собора на Красной площади, и Стефан Вонифатьев, духовник царя Алексея Михайловича и настоятель Благовещенского собора в Кремле.
Среди ревнителей — множество священников, близких к Неронову и Вонифатьеву. Большинство из них происходят из Нижнего Новгорода и его окрестностей, где в прошлом служил Иван Неронов, и где впервые вокруг него сформировалось это сообщество, позднее перебравшееся вслед за своим лидером в Москву. В кружок также входит окольничий Фёдор Ртищев, близкий друг царя Алексея Михайловича. Все эти люди выделяются необычной энергичностью и амбициозностью. Правда, при этом им явно не хватает двух очень важных качеств: образования и смирения. Именно поэтому вскоре у членов кружка складываются очень сложные отношения с патриархом Иосифом, которые позднее просто перерастают в открытый конфликт.
Патриарх Иосиф тоже хотел устранить недостатки в сфере богослужения, улучшить нравственность священников и верующих, создать в Москве школу. Но его пугает чрезмерная активность «ревнителей», которые стремятся решать самые важные вопросы церковной жизни не просто слишком поспешно и радикально, но ещё и через голову предстоятеля Русской Церкви, в надежде на то, что благоволящий к ним царь поддержит все их начинания. Иосиф же предпочитает постепенные изменения, страшась слишком быстрых перемен. И его опасения отнюдь не напрасны: умудрённый опытом предстоятель понимает, что его не слишком образованная паства может негативно отреагировать на любые перемены, даже направленные к лучшему. А главное, патриарх Иосиф видит, что протопопы-ревнители настолько увлеклись своей ролью «духовных вождей» русского народа, что это не сулит ничего хорошего.
Тем не менее, «ревнители благочестия», пользуясь покровительством царя Алексея Михайловича, постепенно оттесняют патриарха Иосифа от руководства церковными делами. Это позволяет им решать важнейшие вопросы, полностью обходя патриарха, — через самого царя и его ближайших советников.
Не считаясь с мнением патриарха Иосифа, «боголюбцы» ставят своих людей на самые важные приходы в Москве и в провинции. Среди них выделяются: Аввакум Петров, ставший протопопом в Юрьевце, Даниил Костромской, Логгин Муромский. Все они по-своему талантливы, не слишком образованы, но очень амбициозны.
К этому кругу со временем присоединяется весьма честолюбивый игумен Никон, настоятель Кожеезерского монастыря — одной из самых удалённых обителей на Русском Севере. Царь полюбил этого исполинского роста монаха, который буквально кипел энергией, и назначил Никона архимандритом столичного Новоспасского монастыря. Позже по воле царя он становится митрополитом Новгородским. «Боголюбцы», вероятно, даже в страшном сне не могли представить себе, что вышедший из их круга Никон вскоре, став патриархом, полностью лишит их былого влияния в Церкви и станет их злейшим врагом и преследователем.
Между тем, о реформах задумывались не только в Русской Церкви. Правительство молодого царя Алексея Михайловича уже к 1649 г. подготовило новый свод законов Российского государства — «Соборное уложение». Новое законодательство значительно ограничивало церковное землевладение и судебную власть Церкви.
Эти статьи «Уложения» были разработаны и приняты по инициативе князя Никиты Одоевского, приверженца ограничения влияния Церкви в Российском государстве. Новый закон полностью запрещал приобретение новых церковных земель. Некоторые владения Церкви попросту были переданы государю, в том числе посады, возникшие вблизи ряда крупных монастырей. Большие изменения произошли и в сфере церковного суда. Отныне духовенство и население церковных земель подлежали общему гражданскому суду. Лишь по делам собственно духовным священнослужителей мог судить архиерей, в епархии которого они служили. Вопросами суда над духовенством и церковными людьми, а также надзором за землями и имуществом Церкви отныне должен был ведать новоучреждённый Монастырский приказ, который вскоре стал активно вмешиваться в церковные дела.
Духовенство, особенно архиереи Русской Церкви, как и следовало ожидать, были против вводимых новшеств. Тем не менее, все иерархи, включая патриарха Иосифа, «Уложение» всё же подписали — из послушания государю. Однако Никон, ставший в том же 1649 году Новгородским митрополитом, с разрешения царя в виде исключения сохранил в своей епархии право судить духовенство и церковных людей по гражданским делам.
Влияние Никона на царя росло всё более и более. Немалую роль в этом сыграло то, что он быстро сориентировался в том, как угодить государю, поддержав именно ту точку зрения в вопросе церковных реформ, которая была близка молодому русскому царю. Дело в том, что с подачи любезных сердцу Алексея Михайловича греческих иерархов царь всё более был склонен трактовать учение о Москве — Третьем Риме в том смысле, что историческая миссия России заключается в том, чтобы объединить вокруг Москвы все православные народы и создать некое универсальное всеправославное царство. Греки, которые за глаза продолжали считать русских варварами и неучами, тем не менее, поощряли настрой московского царя, видя в нём возможность своего освобождения от османского ига. В то же время, греческие архиереи стали указывать царю на разницу в обрядах, существовавшую в то время между Русской и Греческой Церквями. При этом греческие архиереи обвиняли русских в обрядовых новшествах, якобы ими допущенных. Но задача создания вселенского православного царства требовала унификации православного обряда дабы объединить и консолидировать все православные народы. Разумеется, греки предлагали взять за основу свой обряд как якобы самый чистый и неискаженный (хотя в реальности они сами допустили множество нововведений, в чем обвиняли русских). Царь встал на сторону греков. А Никон поддержал его в этом, предложив провести в Русской Церкви обрядовую реформу.
Таким образом, для отстраненных Никоном от царя его бывших друзей по кружку «боголюбцев» старый русский обряд, в котором они видят идеал православия, стал неким идейным знаменем, вокруг которого они теперь сплотились в противостоянии Никону. К протопопам-ревнителям стали постепенно примыкать все недовольные тем, что всё героическое прошлое Святой Руси, по сути, оказывалось перечеркнутым из-за того, что, по мнению греков, старый русский обряд весь был переполнен ошибками, как и богослужебные книги, в которых он был отражён. В будущем именно противники греческой реформы составят ядро старообрядческого раскола.
Заключение
Былое идеологическое единство Московской Руси постепенно распадается. Под влиянием греческих иерархов и Никона царь всё больше вдохновляется примером византийской теократии и мечтает стать правителем всего православного мира, для чего поощряет реформу по греческому образцу.
В то же время, «ревнители», такие как Неронов и Аввакум, стремятся изменить духовную жизнь русского народа через традиции старой русской религиозности. В греках Неронов и Аввакум видят скрытых предателей православия, которое, по их мнению, сохраняется неповрежденным исключительно в Москве. На этой позиции стоят большинство членов «кружка ревнителей благочестия». И только Стефан Вонифатьев и Ртищев поддерживают греческий курс царя Алексея Михайловича и патриарха Никона.
После смерти патриарха Иосифа в 1652 году царь Алексей Михайлович желает видеть его преемником Никона. Едва возглавив Русскую Церковь, новый патриарх решает провести церковную реформу по греческому образцу. Но об этом мы поговорим уже в другом выпуске.
С вами был Благовестник.
